Горькая страсть полонеза Огинского. Глава 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40

- Туда я тебе гарантирую поступление, - твёрдо сказала Анна. – Не сомневайся. Неожиданный вроде так «флиртованный романчик» Анны и Веслава вдруг стал перерастать в настоящие любовные чувства. Веслав так прямо и заявил Анджею, когда они остались одни на чердаке:

- А знаешь, Анджей, я кажется влюбился.

- В Анну?- спросил Анджей.

- Да. А что ты считаешь, может она пустая девушка или что?Артистки они такие…

- Почему, - успокоил его Анджей. – Мне кажется она практичная девушка и по характеру совсем как не актриса…

- Да, я думаю тоже так,-обрадовался Веслав.

Чердак у Третьяковых был высокий, боковые крылья крыши, покрытые деревянной щепой, изнутри были обиты гладкой, крашеной жёлтой краской, фанерой. На полу, потолочном обратной стороне, поверх льняной тресты были постланы струганные доски поверх которых был постлан зелёный брезент, на котором и были сооружены временные постели для Анджея и Веслава. Лёжа на этой постели друзья мечтательно смотрели на большие круглые остеклённые отверстия из которых струился мягкий вечерний голубой свет. Недалеко от них над головами висели какие-то полезные очевидно лекарственные травы, издавая тонкий аромат свежего сена.

- А хорошо здесь, - сказал Веслав. – Запахи, прямо как у нас летом на хуторе… Так ты правда считаешь Анну- хорошей девушкой?

- А почему бы и нет?.. Она не избалована так как Татьяна вниманием поклонников,  и подчёркиваю ещё раз – практичная такая, что ли домовитая.

- Но всё равно – актриса. А – это…

- И что? – Анджей похлопал друга по плечу. – Друг мой – не такая девушка Анна,какой ты её уже рисуешь,а может и ревнуешь. И женой будет она хорошей…И пробивная.

- Что пробивная, то это точно, - задумчиво произнёс Веслав.

- Может такой и нужно быть в этой жизни.

- А вот куда ты поедешь, Анджей - я всё думаю? У вас ведь в Кракове сейчас немцы.

- Я об этом и сам думаю…

- Тебе бы сейчас вот в Швейцарию, к Алиссии.

- И об этом тоже думаю, друг. Но как это сделать- просто не знаю, это же такое непростое дело. Даже невозможное.

- Но у нас есть замечательный человечек – Анна, - поднял руку Веслав. – Мне кажется в её задачнике совсем нет нерешённых задач!

- А я ещё думал и про Соломина. У того тоже большие связи в Москве. Но это  бред, фонтазия.

- Нет, Анна, должна обязательно что-то придумать. Я в этом уверен.

-Эх, размечтались мы.

Июньские ночи очень коротки. Покуда друзья рассуждали о своей ситуации, нежная жёлто-розовая полоска света уже замаячила на краю круглых отверстий.

- Анджей – спим! – приказал Веслав. – Как говорят здесь русские: утро вечера мудренее…

- Спим, - согласился Анджей.

Друзья повернулись на бок и, пожелав друг другу хороших сновидений, вскоре уснули крепким сном.

Утром они проснулись от яркого луча карманного фонарика, которым их осветила Оля, стоящая на верхних ступеньках лестницы ведущей с сеней дома на чердак.

- Сони, пора просыпаться! – защебетала Оля. – Завтрак уже стынет давно на столе… За папой вон утром рано почему-то машину райкомовскую прислали, он уже уехал. А вы всё ещё дрыхните. Эх – вы,сони!..

- Виноваты, Оленька, - сладко потянулся Веслав. – Ты не знаешь, как хорошо спать на свободе, да ещё в таком сказочном месте?

- Вот приедет завтра Коля, тогда и мы с ним тоже будем здесь спать. Он  потом мне нарассказывает такое, что ни в одной книге не прочитаешь. Об истории дипломатии нашей…

Оля из угловатой тонкой девушки с каждым днём становилась всё более женственнее. Лицо её приобретало милые плавные черты, которое постепенно превращалось в то великое чудо, что зовётся девичьей красотой.

- Только жалко, Анджей, что некому скоро будет меня учить музыке, - вздохнула Оля.

- Ну, ты и так неплохо играешь, - сказал Анджей. – И в школу музыкальную ходишь.

- Да, по музыкалке у меня – пять, но всё равно я так не играю, как ты Анджей.

- Ничего, Оленька, если ты хочешь связать свою судьбу с музыкой, у тебя получится, - успокоил её Анджей.

- Да, я хочу очень стать учительницей музыки, если только поступлю в наше музыкальное училище. Там сейчас такой конкурс.

- Конечно – поступишь, - разом сказали Анджей и Веслав.

- Чур, моё счастье! – звонко засмеялась Оля.

- Ну, тогда ты иди, а мы сейчас оденемся и скоро спустимся вниз.

- Хорошо, - и Оля поспешно пошла задним ходом,спускаясь вниз по лестнице.

- Хорошая девочка Оля, - сказал Веслав. – Была бы чуть старше – влюбился бы в неё.

- Тебе Анны хватит, - засмеялся Анджей. – Ну, ты и Дон Жуан, Веслав.

- О, это – да: - и Веслав вполголоса запел песню «Польша».

На кухонном столе стояла сковорода с золотистым толстым омлетом, большая салатница с нарезанным салатным ассорти:  из свежих огурцов, лука, петрушки. Рядом стояла эмалированная миска с отварной, ещё дымящейся картошкой. На ровном расстоянии вокруг круглого стола были расставлены неглубокие, с голубой каёмкой тарелки, возле которых были разложены вилки и столовые ножи. Оля уже сидела за столом и, подперев кулаками подбородок, дожидалась их. Умывшись, и на ходу расчёсывая свои волосы, Анджей и Веслав прошли на кухню. Валентина возилась где-то в гостиной. Из зала только-что доносился голос диктора из недавно купленного большого четырёхгранного с закругленными коричневыми углами радиоприёмника. Но вот Валентина вошла на кухню, лицо её было почему-то бледное и встревоженное.

- Только что передали, что через час будет передано какое-то очень важное правительственное сообщение, - сказала Валентина, садясь за стол и приглашая жестом сделать это Анджея и Веслава. – И Николая Ивановича что-то срочно вызвали в райком, он ведь – член пленума райкома…Что-то тревожно мне в сердце.

Валентина, чуть приподнявшись с места, стала сама  ложить Анджею и Веславу на тарелку картошку, потом ножом разрезала на четыре части омлет.

- Не знаю, как вас благодарить, Валентина Леонидовна,- сказал Анджей. – Вы так нас всегда угощаете как родная сестра или мать…

- Да, что вы, - смахнула прядку волос со лба Валентина. – Вот попадете вы к своим настоящим мамкам, те  будут так возле вас суетиться. У нас вы только от случая к случаю, а пища у вас там в лагерях - известная. Рябинин рассказывал нам.

- Ну, мы не очень похудели, - сказал Веслав.

- Но и не раздобрели. Вас бы куда-то сейчас в санаторий или дом отдыха.

- В лагерь, лучше пионерский, - засмеялась Оля.- Да на гречневую кашу или овсянку посадить.

- А я обожаю ту и ту нашу, - подмигнул ей Веслав.- Особенно с горячим молоком. Она у нас на хуторе называлась крупеней.

За окнами послышался звук подъехавшего автомобиля. Оля снова быстро сорвалась с места и подбежала к узкому окну выходящего на улицу.

- Дядя Ваня приехал! – обрадованно сообщила она и побежала к калитке.

- Это хорошо, - улыбнулась Валентина и поднялась с места за ещё одним столовым предметом. – У него всегда нюх охотничьей собаки на завтрак или обед.

Через минуту широко шагая, как всегда в подогнанной аккуратной форме на пороге появился Рябинин с бутылкой марочного вина в руках. Оля несла продолговатый кулёк с ирисками.

- О! – радостно воскликнул Рябинин, заметив уже сидевшего за столом Анджея и Веслава. – К завтраку попадёшь, как говорили у нас дома: значит тёща жива.

- А если вино в руках, значит какая-то и радостная весть. Так, Ваня?

- Устами ребёнка глаголет истина, - улыбнулся Рябинин и левой рукой потёр свои усы.

Подойдя к Валентине он поцеловал её в щеку:

- А торжество в чём есть, - растягивал для торжественности Рябинин слова. – А в том, что в понедельник я передаю дела нашему товарищу Нефёдову и уезжаю служить в Западный военный округ! О!

- Добился всё-таки своего, - обняла Рябинина за плечи Валентина. – Молодец, Ваня!

- Конечно, молодец, - похвалил себя Рябинин. – Ну, и конец этим делам с этим спецконтингентом. Нефёдову правда это тоже не в нос, но он политрук, и ему: куда партия прикажет, тому и есть ичесть… Ну, милая Валечка, я так проголодался, лучше приглашай к столу.

- Тогда марш руки мыть и за стол, - толкнула брата в плечо Валентина.

- Слушаюсь! – Рябинин отдал честь, снял фуражку, передав её Оле, а сам пошёл к умывальнику в пристрой.

Анджей и Веслав, положив вилки на тарелки, чинно ожидали Рябинина.

- А вы, ребята, не ждите его, а кушайте… Вы то на курорте не были? А он свободная личность с офицерским окладом и доброй двоюродной сестрой.

Рябинин все свои, как он говорил,санитарные дела проделал быстро и вскоре уже восседал за столом, разливая в появившиеся на столе пузатые фужеры красное марочное вино.

- Ну, товарищи, сейчас я могу уже вас так называть, если вы не обидитесь конечно, панове, - обратился Рябинин к Анджею и Веславу, - во-первых поднимем бокал за ваше освобождение.

- Благодаря вам, - сказал Анджей.

- Вам? – прищурил хитрые глаза Рябинин. – Да я только характеристики нужные давал, ну, и списки нужные в нужные инстанции представлял. Кто-то ещё за вас крепенько, ребята, очень крепко ходатойствовал, если сказать по секрету.

- Да, вы сейчас ребята вольные, а вот чем думаете заняться теперь – это вопрос? – откинулся на спинку стула, выпив свой бокал до дна, Рябинин. – И куда и как дальше?

- Я – на свою Брестчину видно съезжу, - сказал Веслав. – Сначала надо обязательно навестить  родителей.

- Я тоже попытался бы в Краков поехать но.., - сказал Анджей.

- В Краков попасть не получится, - размышлял вслух Рябинин. – Если бы он был польским или нашим, тогда другое дело, а он теперь под немецкой оккупацией.  Здесь думать надо, товарищи… Но вы, ребята – товарищи-панове, сыграйте мне вот сегодня напоследок этот прекрасный полонез Огинского, - и вдруг, словно спохватившись, обратился к Анджею. – Да, наш врач Соломин просил тебе, Андрей, передать вот эту записку.

И он вытащил из нагрудного кармана аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги из ученической тетради. Анджей взял записку и они с Веславом, поблагодарив Валентину, пошли к инструментам в гостиную. Из-за неплотно прикрытой двери они слышали разговор Рябинина с Валентиной:

- Ну, Ваня, а как же Татьяна? – спросила Валентина. – Ведь ты её любишь?

- Люблю, - кашлянул в кулак Рябинин. – Но, Валя, здесь получилось два люблю: служба и плотоническая любовь. И ты, знаешь, может правду говорил мне Нефёдов: «Настоящая любовь с актрисой плохо уживается». Хотя, если правду говорить, был бы я в больших чинах, да имел мохнатую лапу в Москве, может быть и было это ничего .  А так я -лапать из лаптя, а замахнулся на королевский замок!

И оба Рябинин и Валентина громко рассмеялись.

- Да, Ваня, и я давно хотела тебе сказать, ты извини меня, что она тебе как-то, ну, что ли не пара. Нет, она красивая, стройная, хорошая девушка, но, как ты и сам сказал, артистка.

- Хотя вот у моего одного однокурсника тоже жена артистка. И ничего. Он даже в другом городе служил, так она к нему сама часто ездила.

- Ваня, ну, бывают конечно, и в правилах исключения… Но если человек звезда, если вокруг все только на тебя пялятся, да комплиментами вокруг сыплют, то… Хотя ты прав, всё это от человека зависит.

- Может с ней и по-другому нужно вести. Но как- я не знаю. Вот она к этому Андрею-поляку вроде неравнодушна была… А только у него своя девушка. И тут у неё ,как говорят,полный обвал… Молодец, Андрей.

- Вот – вот, она может неравнодушна только от того, что он к ней абсолютно равнодушен. А у женщин некоторых от того часто такая алчная ревность в сердце поднимается: как так – он ко мне равнодушен, а я то такая-такая!..

- Поеду я в свой округ, а там буду смотреть, куда кривая моя повернёт.

- И наверное ты правильно сделаешь это, братец… Конечно, без тебя мне будет очень скучно, но для тебя это может будет самое-самое… Ну, идём послушаем нашу музыку, а то парни хотели ещё в город прогуляться. А всё же хорошие у нас были концерты здесь.

- Да, хорошие концерты, - задумчиво произнёс Рябинин, - И о них даже знали о них в нашем управлении.

- И что? – испуганно произнесла Валентина.

- Да, уж ладно-дело прошлое, - не стал дальше развивать тему Рябинин.-Тут во всём я проказник. Но я уже – по приказу откомандирован в воинскую часть и ребята эти свободные… Так что: всё у нас позади, любимая моя сестричка. И так сказать пронесло нас.

 Вот скрипнул стул и Рябинин вместе с Валентиной появились в дверях гостиной. Анджей и Веслав делали в это время вид, что читают только исключительно какие-то ноты.

- Ну, товарищи – панове, по моей заявке – полонез Огинского! - И Рябинин,  как-то легко, будто поддерживаемый какими-то крыльями, прошелся по гостиной, взял венский стул в руки, поставил его у окна, наблюдая как за окном Саня Рыбаков показывает Оле, как управлять машиной .

- А ты что Саню не пригласил в дом? – спросила его Валентина.

- Обиделся…

- Обиделся и чего?

- Обиделся, что я уезжаю служить в другое место. «Не могли вы, говорил мне, Саня, ещё два месяца послужить до моего дембеля.»

- Вот чудак-человек, - засмеялась Валентина. – Пойду  позову его в дом.

- Да, чудак-человек, - вздохнул Рябинин. – Но и я к нему привык. Хороший парень. И главное нигде никогда никому меня не заложил. Я знаю – наши особосты чуть не пытали его и даже угрожали , а он «домой ездил командир, да иногда на базар, ну, иногда в театр», и больше ни слова.

- Молодец, парень, - сказала Валентина.

- А в первом лагере именно шофёр сдал своего начальника, - произнёс Рябинин. – Но об этом нельзя говорить… Не любит он это наш брат распросраняться..

- О. послушаем, ребята , что говорит радио, передавали, что будет скоро важное правительственное сообщение, - Валентина включила радио.

- … Без объявления войны напала на нашу страну, - послышался приглушенный голос диктора из радиоприёмника. – Немецкие самолёты бомбили города Брест, Гродно, Минск.

- Что?! – вскочил с места Рябинин.

- …Мы передавали заявление советского правительства о нападении фашистской Германии на СССР.

Некоторое время в доме Третьяковых наступила мёртвая тишина. Слышно было только как на стене стучат в застеклённом, орехового цвета, футляре часы. Все были ошеломлены поступившим известием… Потом послышался глубокий вздох Рябинина, который встал с места и стал вышагивать по гостиной.

- Ваня, - лицо Валентины побледнело, сморщилось, глаза  смотрели тревожно и как –то боязливо,

- Ваня – Ваня, -  только повторила она. – Что это?.. Война?! Разве это – война?! Ребята…

- Да, видно- это война, - Рябинин остановился возле окна за которым ещё не зная ни о чём весело смеялась Оля и Саня Рыбаков. Стоя на ступеньке автомобиля, он рассказывал ей очередную смешную историю.

Анджей и Веслав молча, оцепенев, смотрели друг на друга. Вести о войне, о нападении другой страны, которая когда-то напала и на их страну, где они только-что были военнопленными, вдруг так ошарашила их!.. Казалось чужое горе этой страны вдруг  поразило и их… Эти люди: Валентина, Рябинин, Анна, Николай Иванович, Татьяна, Оля, Соломин, с которыми на определённое время связала их судьба и которые, если говорить по сути,  не видели в них своих врагов. Сейчас эти люди, неплохие люди, подверглись тоже такой большой внезапной опасности…

Глава 29

Война шла уже две недели. Красная Армия терпела покуда поражения. Сказалось многое в этом поражениях. И внезапное нападение, и начатое перевооружение западной группировки советских войск, и репрессии против высшего командования, и политическая игра Гитлера и западных государств, и многое ещё такое, которое потом будут десятилетиями разгребать историки и военные обозреватели. Но было много просчётов и у Гитлера. Он не знал менталитет русского народа, он не внимал урокам истории связанных с борьбой России против иноземных захватчиков, он просто не знал Россию, а вскружённый блиц-победами над Францией, Чехией, Польшей он вообще потерял голову. Гитлер надеялся, что разорённая гражданской войной Россия, как и весь Советский Союз, не успеет создать надлежащую индустрию способную для создания своей собственной военной техники. Он надеялся, что крестьянство, так и не получив в своё личное пользование земелю, а часть из которого была лишена её в результате коллективизации, не пойдём защищать свою родину и эту власть.

Гитлер просчитался и в своей жестокости и человеконенавистности. Был его просчёт и в том, что народы собранные в союз под главенством России, якобы разбегутся по своим углам. Он не знал, что эти народы, почувствовав совместное созидательное начало и прорыв некоторых из средневековья, а также поняв безальтернативность в уничтожении себя Германией, пошли на совместное объединение против общего врага, это даже, если оставить в стороне ту всю идеологическую составляющую социалистической и коммунистической пропаганды.

…Анджей и Веслав оказались сегодня в странной и очень запутанной для себя ситуации. Война перепутала начисто все планы людей, не обминула она и Анджея, и Веслава. И что ждать им было теперь от Германии хозяйничившей на своих и чужих землях, от той страны, которая уже почти три года оккупировала их родину, делала геноцид их народу.

Как-то они встретили в городе Котовского и освобождённого вместе с ним поручика Ерошевского. Они держали в руках бутылки пива и тут же пригласили Анджея и Веслава в ближайший сквер, угостив их этим пивом.

- Что, большевички, зачесали свои задницы! Скоро Гитлер прихлопнет их в Москве, - чуть захмелевшим голосом довольно подхихикивал Котовский.

- И что это даст нам? – прямо спросил его Веслав. – Они же,немцы, наши враги.

- Нам? – катаясь с пяток на носок, проговорил Котовский. – Мы им не враги, мы жертва большевизма. Нас они будут очень уважать.

- Как уважали в 1939 году?

- Я, - на ухо громко зашептал Котовский.- Я от одного очень приличного нашего человечика слышал, что нас они могут даже пригласить в свою армию!

- И что? – побагровел Веслав. – На фронте погибать за них и их оккупационные дела?

- Вот тогда мы большевикам покажем, кто мы есть настоящие поляки, - будто не слышал Веслава, продолжал Котовский.

- И погибать за Гитлера?

- О, о, о! – чем-то внезапно обрадованный вскричал вдруг Ерошевский. – Это – точно! Это я тоже ему так говорю, за Гитлера я погибать не собираюсь.

- Мечеслав, мы находились в плену у большевиков…, - начал снова Котовский.

- Ну, ты и сука, Стась, - вдруг побелел Веслав,- сначала песни с нами большевистские разучивал. «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд». А теперь…

- А ты что- чистенький?.. Ты куда ездил похлёбочку жаренькую хлебать с начальником? Думаешь- я не знаю?

- Я? Я народные песни аккомпанировал, я классику.., - побелел Веслав.

- Все мы хороши, - схватил за руку Котовскго Ерушевский и, опрокинув голову, выпил сразу почти всю бутылку пива.

- Все мы хороши, - повторил он. – А наших многих увозили потом ночью из лагерей… И не на курорт увозили. Да, это факт, а что мы могли сделать? И какой был у них критерий отбора, мы только догадывались тогда. А ведь все мы выполняли свой офицерский долг в ту пусть и недолгую войну…

Все замолчали. Каждый думал о своём, хотя общим были здесь мысли, как поступать в этой ситуации и что делать дальше.

- Там у нас – фашизм, - первым сказал Ерошевский. – Мне прислали письмо оттуда.  Ерошевский махнул рукой на запад:

 – Помните ту продавщицу сельмага под Смоленском Люсю, над которой мы смеялись и над её романом с сержантом Веселовым? Так вот у неё родителей арестовали как врагов народа, хотя она до сих пор уверена, что это по наговору… Не буду больше говорить отом, как и где, но через неё мне удалось получить месяц назад письмо от моих же родителей. То, что они пишут в сто раз пострашнее того,о чём говорили мы здесь итам у себя… Немцы всё грабят, а их гестапо днём и ночью хватают прямо на улицах поляков, не говоря уже о евреях, и увозят в неизвестном направлении. Им там рассказывали о книге Гитлера «Мвйн кампф», где он не скрывает о том, что нужно истребить все славянские народы, как народа низкой расы… В Польше уже построены концентрационные лагеря, где поляков и евреев морят голодом… Вот здесь и подумаешь, с кем дальше идти…

- Я читал одну такую брошюру на нашем языке, из Польши вроде присланную, там тоже о таком говорится, - признался и Котовский. – Но я думал всё это – пропаганда большевистская и даже уничтожил её. Там говорится, что с сентября по октябрь 1939 года военнослужащими вермахта совершено более трёхсот массовых казней польских военнослужащих и гражданских лиц… Уже официально: большая часть Западной Польши присоединена к Германии. Рейхсгау «Познань» преобразован в рейхсгау «Вартеланд». Немцы прибывают из Германии и заселяют наши земли. Граждане немецкой национальности «рейхсдойче» и «фольксдойче» имеют самое привилегированное положение. Краков должен у них стать самым расовым городом. Так объявил генерал-губернатор Ганс Франк, сделавший уже Краков своей столицей…

Котовский будто не сам всё это говорил, а за него говорил кто-то другой незнакомый человек.

- Краков? – пот выступил на лице Анджея. – Там мои родители…

- Извини, Анджей, я не знал, – взял Анджея за руку Котовский. – Извини.

- Если это правда, так это же…- мрачная тень легла на лицо Веслава, Анджей впервые увидел таким расстроенным и мрачным своего друга.

… Нужно было что-то делать, но нужно было и зарабатывать на жизнь. Поездка на родину сейчас понятно отменялась. Анджея и Веслава покуда приютили к себе Третьяковы, но через три дня они уже квартировались у их соседки тёти Нины, добродушной скромной женщины, вместе с мужем Михаилом работавшей на Смоленской кондитерской фабрике. Единственная дочь их Людмила вышла замуж за инженера, работающего на автомобильном заводе в Москве, и поэтому Астафьевы (так была их фамилия) были даже очень рады своим новым квартирантам.

Вопрос стал о трудоустройстве. Николай Иванович Третьяков сразу сказал:

- Тут проблем не будет… У меня вон в котельную любую только подавай сейчас слесарей и истопников, мужиков то у нас почти всех уже забрали на фронт. А вы вот сейчас у нас невоеннообязанные, так что с работой для вас не вопрос.

Но у Анджея было ещё письмо и от начальника лазарета Соломина к главному врачу областной больницы,то что тогда на вся кий случай передал ему через Рябинина Соломин.

- Пойдём попробуем туда устроиться, - сказал Николай Николаевич Анджею.

- Но, если, что, двери – у нас будут всегда раскрыты для вас. И может ещё диспетчером устроим вас.

Валентина за эти дни казалось похудела на целых пять килограмм, она всё ждала, когда заберут на фронт и Николая Николаевича, да и боялась за судьбу своего старшего сына Николая. (Она, да и никто, не знал здесь, что Николая Николаевича, соответствующие органы НКВД готовили уже для подпольной работы в самом Смоленске.)

А вести с фронта приходили всё тревожней и тревожней. Оккупирован Минск, уже почти вся Беларусь, война неумолимо приближалась и к Смоленску…

Анджей с Веславом подошли к двухэтажному зданию областной больницы. Вес лав остался поджидать Анджея во дворе на скамейке в тени невысокого, но с густой кроной, клёна, недалеко от которого росли кусты сирени. Оба, молодые человека, Анджей и Веслав, купили себе одинаковые льняные в полоску брюки, белые ситцевые рубахи и сейчас ничем не выделялись от таких же посетителей больных, которые в ожидании окончания «тихого часа» сидели здесь на скамейках в сквере. Правда мужчин теперь здесь было мало, большинство из них было под шестьдесят лет. Наконец открылись двери коридора больницы.

1 - Поводзення си , - пожелал другу Веслав.

- Дзякую,- ответил Анджей и даже весело подмигнул Веславу.

Ступив в коридор пэобразной пристройки к основному корпусу, прочитав указатель расписания кабинетов,Анджей направился в кабинет главного врача. Постучал в белую филенчатую дверь. Послышался мягкий женский голос:

- Да.

Анджей вошёл в небольшой скромный кабинет с белыми оштукатуренными стенами, белыми занавесками и белой скатертью на продолговатом канцелярском столе. За столом сидела опрятная женщина в белом халате, врачебном колпаке, из под которого выбивались пряди седых волос. Сняв очки, женщина устало посмотрела на вошедшего Анджея.

- Мне главного врача, - неуверенно сказал Анджей.

- Вы наверное Сергея Васильевича? – мягким грудным голосом произнесла женщина.

- Да.

- Он уже мобилизован, - устало вздохнула она. – А вы собственно по какому вопросу?

- Я – врач, - сказал Анджей.- Я насчёт работы.

- Врач?! – удивлённо воскликнула женщина. – Насчёт работы?.. Это очень хорошо… Но, но вас же тоже должны скоро мобилизовать?..

- Я, поляк, вернее бывший польский офицер-врач,.. Освобождённый недавно.

- Гм, - хмыкнула женщина, тут же поднялась с места и по-мужски какими-то широкими шажками прошлась по кабинету. – Поляк?.. А что вы окончили у себя в Польше?

- Краковский университет…

- По специальности?

- Хирург.

- Дорогой ты мой! – подумав минуту ,вся мгновенно засветилась женщина. – Да вы для меня может сейчас и находка!.. А документы у вас в порядке? Эх, было-не было – оформляем! И сегодня же… Авось, вас как поляка и не заберут сейчас на фронт. А то у меня всего один хирург и то за семьдесят лет. Молодых то уже у нас всех мобилизовали. И даже женщин…А документ у вас о квалификации есть? Правда нас скоро могут закрыть. Но, кто не рискует, тот не пьёт шампанское,.

- Польский аттестат офицера и военная книга врача.

- А-а, но будете работать под надзором, это уж извините, - махнула рукой женщина. – Идём те я сама вас провожу в наш отдел кадров… Хорошо, что нам сейчас дали право оформлять самим медперсонал на работу, а то раньше нужно было обращаться в упрмедотдел… Да, меня зовут Вера Степановна. А вас как? Я ио главного врача.

-  Меня зовут Анджей

- Андрей значит, а по отчеству?

- Мячеславович.

- Вот и отлично Андрей Мячеславович. Хотя я и рискую,- но, прочитав записку Соломина, несколько успокоилась.- Я тоже знаю Соломина.. Ох, рискую я, но что поделать. Хотя сейчас такой хаос…Да она жизнь вся есть риск…

И женщина решительно пошла первой к дверям отдела кадров.

Анджею удалось пристроить здесь и Веслава, в качестве санитара неотложной помощи.

- Здесь нужны здоровые руки и ноги,- сказал ему Анджей, хотя Веслав порывался идти работать лучше кочегаром, чем неким санитаром, но Анджей уговорил его. – Здесь будет проще и мы будем рядом.

В первый же день работы Анджею пришлось даже оперировать, удалив прободную язву у молодой учительницы из городка Вязьмы. Старый хирург Никифорович, единственный оставшийся в областной больнице хирург, тоже присутствовал при этой операции. Опрокинув перед этим «мерку» спирта он стоял рядом и только удовлетворённо покряхтывал.

- А, получается, - то и дело мурлыкал он из-под своей повязки.

Конечно большим подспорьем для Анджея была здесь старшая сестра хирургического отделения Зоя Васильевна. Немногословная, но без лишних движений, она помогала ,даже неким образом ассестировала Анджея, профессионально зная своё дело.

- Хорошо сделано, - сказала она выходя из операционной. – Вы много таких операций уже сделали?

- Первую, - сказал Анджей и покраснел.

- Хорошо сделано,- повторила Зоя Васильевна. – А для первого раза – вообще замечательно… Курите?

- Нет.

- А я пойду покурю, это меня немного успокаивает после определённого напряжения… А вообще я скажу – у вас была замечательная школа и рука у вас лёгкая.

- Я ассистировал при таких операциях в Кракове, - признался Анджей.

- В нашем деле – главное уверенность и стойкость, чтобы руки не дрожали.

Они стояли на лестнице пристройки, где Зоя Васильевна потягивала мелкими затяжками «Казбек», а Анджей просто стоял рядом.

- Скоро нас всех мобилизуют, - миловидное лицо сорокалетней женщины печально осунулось. – Мой муж, кардиолог, уже неделю как на фронте. Прислал одно письмо. Пишет, то что я насмотрелся за эти дни, кажется даже и на войну не похоже. Мясорубка. Привозят молодых, а у них ноги все изрублены осколками. А когда наши сделали один прорыв вперёд, то в освобождённой деревне такое наблюдали, что страшно даже описать. Немцы детей и женщин заперли в сарае и живьём сожгли!.. Разве это война? Ты, Андрей Мячеславович, был там у себя на фронте?

- Только в нашем полевом лазарете, за пятьдесят километров от линии фронта. Не успел ещё присмотреться что к чему, а война уже закончилась.

- Это что в освобождении Западной Баларуси и Украины?

- Да, если это можно назвать так их теперь.

- И как наши штабисты могли допустить такое, чтобы не предугадать это внезапное наступление немцев? Парады совместные в Бресте делали, шампанское на дипломатических встречах пили и не видели рядом такого коварного врага… И где была наша разведка? Что делал наш вождь всего пролетариата?.. Ведь, ясно было, что капиталисты рано или поздно развяжут с нами войну. Не смирятся они с таким положением, когда рядом с ними такая страна особая живёт. Но меня удивляет и позиция всего германского народа. Как можно оболванить так весь народ и согласиться на такую кровавую авантюру, как война с СССР? Ну, победим же мы всё равно!

- Вы так уверены, Зоя Васильевна? – Анджей спустился на две ступеньки вниз, уходя от папиросного дыма.

- Уверена, Андрей Мячеславович… Знаете, мы Россия, не из таких ситуаций выходили. Жаль только, что будет напрасно уложено столько народа. Столько молодых судеб будет сломано! И мы ещё не смогли как следует пожить, что это сорок пять лет?

В коридоре появилась сестра терапевтического отделения Алина.

- Зоя Васильевна, вас главный врач кличет… Ой, - и она перешла на полушёпот. -  Говорят, к нам с фронта завтра раненых на санитарном поезде привезут. Немцы то где-то уже под Оршей!.. Страшные бои идут уже под Могилёвом. Я по радио сегодня слышала это.

- Идём, Андрей Мячеславович, - сказала Зоя Васильевна и, по мужски притупив папиросу двумя пальцами левой руки, бросила её в металлическую урну, стоящую в углу лестничной площадки.

Глава 30

Алиссия читала, данные ей под большим секретом Вильмой Шмид, закрытые документы Международного Красного Креста о посещении в Польше его представителями одного из польских лагерей для военнопленных. Какой ужас охватил её прочитав о том, что увидели его представители в этом лагере! И ей представилось, что возможно в таких условиях содержится и в советских лагерях  её Анджей.

« - Нужно немедленно приложить все усилия, чтобы каким-то, пусть и невероятным образом, но освободить моего Анджея. – Пойду к Вильме Шмид, стану перед ней на колени, буду умолять помочь мне!..»

Она позвонила по телефону Вете и рассказала ей всё, что она чувствовала в это время о чём прочитала в документах Международного Красного Креста.

- Ну, Алиссия, может всё не так ужасно, ведь в письмах Анджея ,ты рассказывала, не было тех ужасов о которых ты говоришь сейчас мне.

- А помнишь, как твоя мама говорила, что когда Международный Красный Крест обратился к Сталину о просьбе по-особому содержании пленных офицеров, на что он сказал: «У нас нет особой разницы между солдатами и офицерами». А это ведь, ты понимаешь…

И Алиссия решила действовать.

На второй день Вета встретила Алиссию уже с утра у дверей госпиталя Международного Красного Креста.

- Мама просила, чтобы ты после работы обязательно зашла к ней в офис, она будет тебя ждать,- на лице Веты была какая-то тень беспокойства.

Еле дождавшись конца дня, Алиссия побежала к Вильме Шмид в её офис что на берегу озера.

- Ты знаешь, Алиссия, два дня назад Германия напала на СССР.

- Германия напала на СССР! – почти механически повторила Алиссия. – И что теперь будет с польскими военнопленными?

-Раскрою тебе тайну, мы недавно почти уже договорились с русскими об освобождении твоего Анджея. Аргумент для него хороший, что он всего-то врач, мобилизованный в армию. Его нам пообещали освободить. Но ты понимаешь: какие были подключены силы?.. Весь вопрос стоит сейчас, как его доставить, например, сюда в Швейцарию в связи с нападением Германии на СССР?

- Да, да, - умоляющим голосом говорила Алиссия. – И как?

- Это начало войны несколько осложило всё дело… Но, - Вильма Шмид загадочно улыбнулась.- Но не всё так бесперспективно! В России нашёлся один человек из их МИДа, который знает даже твоего Анджея и готов помочь нам. Фамилию его я не могу тебе сказать, это может навредить сейчас тому человеку. Но он готов нам помочь…

- Дорогая и любимая мисс Вильма! - Алиссия подошла к Вильме Шмид и обняла её за шею. – Я так вам благодарна. Вы для меня такое делаете!

- Я выполняю миссию нашего Красного Креста, - довольная собой Вильма Шмид поцеловала в щеку сама прекрасную полячку. – Кстати нам помогает сам посол СССР в Великобритании Майский. Видишь, как далеко мы взлетели!.. Слушай, моя прелесть, а о тебе всё больше наши мужчины, как женщины, шепчутся: «Что это за чудо золотоволосое ходит постоянно к Вильме Шмид?» Так что ты мне авторитет здесь тоже прибавляешь,прекрасное чудо золотоволосое.

- Но эта новая война, нет - всё ужасно, - присела на стул напротив Вильмы Алиссия. – В Польше столько погибло людей уже за это время! А тут ещё…

- Да, Гитлер это мировая беда, - оглянувшись на дверь, тихим голосом произнесла Вильма. – Ты будь очень осторожна в разговорах о этих всех своих делах. Здесь в Швейцарии полно немецких агентов. А это очень коварные люди. Швейцария как государство соблюдает нейтралитет, и у неё много людей, которые ненавидят Гитлера. Но никто об этом не говорит ни слова. Поэтому разговор о советском О своём Анджее, о  дипломатах, тем более  о каком то после СССР в Великобритании Маевском только может быть между нами и только между нами. Вета говорила, что ты получила недавно письмо из Польши?

- Да, моя мама и папа тоже намерены выехать в Швейцарию.

- Это сейчас им будет не просто.

- Да, но дядя Ника обещает помочь им в этом. И Тим старается

- Тим, Тим, - засмеялась Вильма. – А перспективы у него в неким деле ноль. Не правда ли, а налицо- безответная любовь? Вот такие мы.

- Да,  - покраснела Алиссия. – Мне его очень жаль, но я не могу ему ничем помочь, и обманывать не хочу.

- Золотая моя, мужчины пусть умеют сами справляться со своими чувствами, - положила  свою руку на руку Алиссии Вильма и подмигнула ей. – А у нас свои женские чувства и они в порядке. И мы с ними можем жить.  Да?  И справляться. Да?

- Да.

- Вот так! Вот что ты знаешь о моей Вете? Говорят за ней ваш земляк Эди или Эдуард стал ухаживать?

- Вроде да, - пожала плечами ,чуть покраснев, Алиссия. – Но Вета покуда как-то холодно с ним ведёт. И это её тайна…

- Может не нравится он её?

- Нет, кажется нравится, но у неё свой взгляд на вещи и свой принцип.

- Это правда. Она у меня девочка мудрая, я уверена – она разберётся со своими чувствами. Тайна окоторой весь дом знает,-звонко рассмеялась Вильма.

- Ещё, уважаемая Вильма, я прошу ещё по взможности и о друге Анджея Веславе Гожерском что то предпринять, - смущённо произнесла Алиссия. – Вы помните, я о нём говорила вам?

- Девочка, да, ты мне говорила о нём уже раз. Веслава Гожерского мы тоже внесли в этот наш список, - успокоила её Вильма Шмид. – Всех их военных жаль нам очень, моя дорогая. Нам из Лондона подали тоже кое-какие списки. Там тоже люди беспокоятся о судьбах польских военнопленных, своих родственниках. И польское правительство в эмиграции.

- Которых сами и предали…

- Девочка моя, ничего бы польская армия тогда не сделала с Германией. Только было бы больше крови. Германская военная машина поставлена на такую платформу, у неё такая мощь, что вряд ли кто в Европе противостоит ей… Вон за два дня боёв германская армия как продвинулась в России.

- Но это так страшно, тётя Вильма.

- Да это очень непросто всё. Гитлер возомнил свой народ и себя некой осбой мессией, он хочет сделать отбор людей по выдуманным им признакам, некой арийской расы. А это значит: превратить всех, кроме немцев, в рабов,  прислужниками этих арийцев…

- И что разве это допустит Англия, Америка?

- Этого не должно случиться… Но если Гитлер сомнёт Россию, тогда можно всё ожидать. Ведь из оккупированных государств Гитлер тоже формирует свои новые дивизии, хотя там и есть уже своё небольшое сопротивление.

- И из Польши тоже формирует?.. – даже как то съёжилась Алиссия.

- И из Польши тоже. Хотя там уже сформировано некое сопротивление. Вот у нас готовится такая новая миссия Красного Креста в Польшу, где есть между строк отдельные вопрсы, - немного промолчав, Вильма продолжила. – Гитлер играется с нашим Международным Красным Крестом. Непонятна его конечная в этом цель, но он видно играет неспроста. Впрочем, он играется сейчас и со всей Швейцарией, оставляя ей крохотную роль самостоятельности. Такая страна, покуда он не всемирный властелин, ему сейчас она очень нужна. Это и финансы, и международные связи. Но если бы он приблизился к мировому господству, он тут же  окончательно прихлопнул и Швейцарию.

- Значит, нам выгодно, чтобы Гитлер проиграл в войне с Россией?

- Да, если глубоко проанализировать, то нам не нужна победа Германии над Россией! И конечно все теперь надежды на Россию. Старая консервативная Англия вряд ли справится с Германией одна без России. Хотя у неё было столько шансов, чтобы вместе с другими государствами обуздать Германию, но у неё свои игры, свои политические планы, а народы Европы, для неё всегда были как пешки в шахматной игре…

Поздно ночью в кабинете Сталина заканчивалось заседание правительства СССР. Наряду с другими вопросами, большинство которых было посвящено положению на фронтах и срочному переводу народного хозяйства на военное положение, был вопрос касающийся формированию на территории СССР национальных комитетов и национальных воинских частей из югославов, поляков и чехов, оказывать им помощь в деле вооружения и обмундирования  воинских формирований. Это происходилоо 3 июля 1941 года.

Ещё 2 ноября 1940 года Л.П.Берия предложил сформировать из находящихся в СССР польских военнопленных дивизию, которую предполагалось использовать в войне против Германии. Это факт является подтверждением того, что руководство СССР и сам Сталин нисколько не доверяли Германии. А «утечка» о подготовке нападения Германии на СССР кому, кому, а Берии была давно известна и на это были агентурные данные от проверенных агентов. Но дело в том, что сроки нападения на СССР Гитлером уже несколько раз переносились и это вызывало недоверие  Сталина..

Сам Берия лично отобрал двадцать четыре польских офицера, среди которых были три генерала, один полковник, восемь подполковников, шесть капитанов и майор, шесть поручиков и подпоручиков, которые желали участвовать в освобождении Польши от немецких захватчиков. Дело затягивалось тем, что некоторые генералы, как Мечеслав Борута-Спехович и Вацлав Пшездецкий заявили, что смогут участвовать в войне на стороне СССР против фашистской Германии лишь по указанию находящегося в изгнании в Лондоне правительства Польши возглавляемого Владиславом Сикорским.

Послу СССР в Великобритании Майскому было дано самим Сталиным поручение срочно наладить дипломатические отношения с польским премьером Сикорским и убедить того в целесообразности создания именно в СССР польской армии в виде автономной единицы, но в оперативном подчинении Верховному командованию СССР.

И наконец это случилось 11 июля 1941 года в Лондоне, когда И.Майский и В.Сикорский подписали соглашение о восстановлении дипломатических отношений и взаимопомощи в борьбе с Германией и создание на территории СССР польских военных соединений. Тут был подписан тот протокол в котором говорилось, что советское правительство амнистирует всех польских граждан, содержащихся теперь в заключении на советской территории в качестве военнопленных или на других достаточных основаниях, со времени данного восстановления дипломатических отношений.

Вскоре заместитель наркома внутренних дел Чернышёв,  курировавший ГУЛАГ и Управление по делам военнопленных и интернированных положил на стол Берия соответствующую справку, где указывалось, сколько в СССР в настоящее время находится польских военнопленных и так называемых спецпереселенцев – осадников и беженцев, а также семей репрессированных (высланных из западных областей Беларуси и Украины), оказалось их было триста восемьдесят одна тысяча двести двадцать человек.

Сейчас и появились такие шансы создания польской армии, командующим которой предлагалось назначить находящегося на Лубянке в заточении генерала Владислава Андерса,и которому предлагалось срочно начать формирование пехотной дивизии. Англия, воевавшая уже с Германией встретила такое сообщение с большим уважением и предложила оказать этой армии свою помощь финансовую и военную, более того она немедля начала поставки в СССР обмундирования британского образца для этой армии.

Сталин, оставив Берия в конце заседания правительства вместе с Молотовым и Жуковым, стал напротив Берия, держа в руках свою курительную трубку и спросил:

- Насколько можно доверять этим полякам в нашей общей борьбе с Германией? Мы для Сикорского были недавно оккупантами наравне с Германией.

- Были, - ответил Берия, - но теперь другая ситуация. Наша, с точки зрения Сикорского, «оккупация», особенно для наших людей белорусов и украинцев – благо. А фашистская Германия превзошла все предыдущие режимы в своём жестоком кровавом человеконенавистничестве. И во-вторых в нашей договоренности мы ссылаемся на то, что по окончании войны формируемая у нас польская армия должна вернуться в суверенную Польшу.

- Вот это очевидно сильный аргумент, - Сталин поднёс трубку ко рту. – Вот это то, что желают услышать от нас Англия и польское правительство в изгнании. И кого планируется поставить командующим польской армией?

- Владислава Андерса. Грамотный, честный генерал, имеет авторитет среди военнослужащих поляков.

- А его не сломало наше заточение? И не предаст ли он нас?

- Генерал Андерс держала в заточении стойко и мужественно, как полагается офицеру.

- Это – хорошо. Такие люди будут иметь успех у своих подчинённых. Хотя, как говорит история: у поляков был всегда свой большой гонор. Я посмотрел историю Речи Посполитой 1620 годов, там этот гонор когда-то не позволил сцементировать польское правительство и князей Великого Княжества Литовского.

Сталин прошёлся по кабинету.

- А не переусердствовали ли мы тогда с поляками в 1939 году?Это вопрос к тебе, Лаврентий Павлович.

- Конечно, ярыми врагами мы их не считали. Но мы и остановили то  усердие тех, кто готов был тогда пойти на большую кровь. Товарищ Молотов это знает.

- Да, - оживился Молотов. – Я всегда был сторонником осторожных отношений с польскими военнопленными…

- Это потому что за ними Англия? – прервал его Сталин.

- Может отчасти и это правда… При этом в такой ситуации поляки нам абсолютно не представляли тогда никакой угрозы.

-  У Молотова своя симпатия к англичанам, но это дипломатия. А как вы считаете, товарищ Жуков, в этом вопросе с поляками, какую занять линию? ?

- Нам сегодня дорога каждая единица, каждая дивизия, каждое государство, которое воюет с Гитлером. И если хотя бы одна или две полнокровные дивизии будут сформированы из поляков, для нас это уже находка.

- И я так считаю, товарищи… Война предстоит большая и жестокая. И своих союзников мы должны искать повсюду. Лаврентий Павлович, подготовьте проект соответствующего постановления Совета Министров.

- Слушаюсь, - встал со своего места Берия.

- А вы, товарищ Молотов, поручите своим сотрудникам более активно работать с Международным комитетом Красного Креста, пусть они видят, какую беду миру несёт фашизм.

Сталин прошёл на своё место у стола и сел, углубившись в какие-то бумаги, показывая этим, что разговор закончен. Члены правительство поднялись с места и пошли к выходу.

- Да, и пусть не думают поляки, что я устроил им месть, за Тухоль, за 1921 год, - поднял голову Сталин, на время оторвавшись от бумаг. – Если мстить каждому народу за определённые поражения или жестокость предшественников противника, то и народов многих можно лишиться, а руководителя, взявшего на себя такую миссию, никогда не простит история.

…В своём кабинете Берия просидел молча пять минут, задумчиво рассматривая голубой стеклянный абажур настольной лампы.

«Да, Коба, (так он всегда мысленно называл Сталина) явно недооценил данные разведки и практически проигнорировал её сведения о начале войны Германии против СССР, да и нас усыпил Гитлер.   Провален тезис Сталина 1925 года как «смеющегося третьего» в военном столкновении крупнейших капиталистических держав: «Война идёт между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром. Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран». И вот он получил фиаско. Этот расчёт Сталина отбрасывал все реальные данные разведслужб СССР, надеясь, что главным врагом Германии будет Англия. Эту уверенность поддерживал в нём Гитлер в своих беседах с Молотовым, её же с немецкой стороны подкрепляли и дезинформационные акции организуемые немецкой разведкой. «А они в этом были весьма искусны… И этот перенос нападения на СССР.»

Берия знал, что часть важной информации начальник Первого Управления НКВД генерал Голиков носил непосредственно Сталину, обминая его. И это было личное указание Сталина, которое Берия был не вправе отменить.

Сам Берия знал все важнейшие источники разведки в Германии – особенно «Брайтенбаха»,  оберштурмфюрера СС, в Японии «Абэ», отлично работали Р.Зорге, Р.Абель, А.Дейга. Идея же пролетарской солидарности и интернационального долга определяли позиции многих потенциальных источников советской разведки.

Однако он знал и каким катком репрессивной волны прокатилось в конце тридцатых, начале сороковых годов по разведке, особенно по её центральному аппарату. Были репрессированы руководители ИHD A.Артузов, А.Слуцкий, М.Шпингельглас. Одновременно было разгромлено и много зарубежных ценных резидентур, были отозваны в СССР и репрессированы лучшие работники закордонных резидентур. Сменены были и легальные резиденты, завоевавшие себе в Центре доброе имя, как, например, Б.Гордон в Берлине. Фактически кроме «Отелло» в Польше сейчас не было других разведструктур, там сейчас не было ни диппредставительств и соответственно военных атташе, курирующих там разведку.  И это он вменял в вину своему предшественнику Ежову.

И вот появилось ещё одно направление – польское направление, при этом в другой интерпретации, связанной с созданием в тылу боевой польской армии.   

Берия нажал кнопку звонка и вызвал к себе секретаря, приказав позвать к нему Голикова, того Филиппа Голикова, который в осторожной форме 20 марта 1941 года представил ценный доклад Сталину и всему руководству СССР «Варианты боевых действий германской армии против СССР», где указал, что против СССР находилось к тому времени уже 120 немецких дивизий, а военный атташе в Берлине указал предполагаемый срок нападения: между 15 мая и 15 июня.

- Слушаю вас, народный комиссар, - подойдя к столу застыл Голиков.

- Садись, Филипп Иванович. Дело есть.

Голиков подвинул к себе стул, послушно сел у стола напротив Берия, слегка склонив бритую голову.

- Нужно абсолютно новое направление работы с поляками. Имеется в виду в плане создания новой польской армии здесь у нас в тылу. И понятно нам нужна там настоящая постоянная информация. Что у нас там есть?.. Ты мне говорил о новом агенте, артистке?..

- Да, - вскинул голову Голиков. – Но это ещё в самом начале предположительных связей с Сикорским мы наметили такого агента. Только это было в другом плане. В плане появилась коррекция, связанная с интересом немецкой и английской разведки к полякам.

- Нужно срочно запускать весь этот механизм в новом направлении. И насколько подготовлен этот агент и как скоро вы его планируете включить в работу?

- Вы же знаете, что он только был в перспективном плане. Мы не рассчитывали на быстрое развитие таких событий да и всех нынешних военных событий, и какие вы сейчас определили.

- А Германия вот она рассчитывала? Она даже проигрывала несколько вариантов относительно этих пленных поляков. Мы до сих пор не знаем её истинных целей. Но они давно интересуются  поляками находящихся в наших лагерях особого назначения.

- С актрисой уже ведётся работа. У неё завязался там роман с польским офицером.

- Это из лагеря ОН-2?

- Так точно. Но этот роман получается не по заданию.

- Это тот случай, когда говорят: полезное с приятным.Это что само пришло к нам в руки.

- Да, но ,чтобы не случилась двойная игра.

- Гм, иэто надо предусмотреть… Наскольно можно ей доверять и насколько она может справиться с этим заданием вообще?

- Она, умна, красива, воспитана… Отец работает в наркомате культуры, мать преподаватель истории в МГУ, есть польские корни.

- Давайте попробуем запускать этот механизм… Но не один его только.

- Это – понятно.

- Андерс уже приступил к созданию своего командования?

- Да, костяк его командования определён. Он упрямо настаивает на своих кандидатур.

- Упрямый поляк, - Берия откинулся на спинку стула. – И опытный .Неплохо бы иметь с первого дня в его окружении своего агента. Есть такие другие кандидатуры?

- Мы работаем и в этом направлении.

- Хорошо работайте, - хлопнул ладонью по столу Берия. – Но это нужно выполнять оперативно…

- Слушаюсь, - поднялся из-за стола Голиков.

- И вот что, Филипп Иванович, держите мен в курсе всех вопросов касающихся этого дела. И немедленно докладывайте обо всём.

Глава 31

Сама война ворвалась в город Смоленск ясным июльским днём. По разбитым пыльным дорогам внезапным потоком мчались машины с войсками, продовольствием, боеприпасами. То и дело между ними мелькали тентованные грузовики с красными крестами, санитарные машины перегруженные ранеными бойцами. С гулким грохотом шли танки, а рядом с ними гусеничные трактора тянущие за собой орудия разных калибров. Тут же рядом – лошади, запряженные по две, три, тащили за собой лёгкие артиллерийские орудия. Колонны пехотинцев, опоясанные патронташами с патронами и винтовками на ремне, с металлическими касками зелёного цвета с красными звёздами, ступали на улицам Смоленска, стараясь быстрее пройти его. Все взгляды за небом, потому, что ожидали внезапного налёта немецкой авиации, которая уже дважды бомбила Смоленск.

Первый шок от бомбардировок в городе уже прошёл, а наличие такого огромного количества техники и солдат несколько воодушевили граждан.

- Нет, наших просто так не возьмёшь, будет ещё бой для немца и не такой простой!

И действительно у местечка Рудня, что было в сорока километрах от Смоленска, уже сосредотачивались в лесах наши силы готовые принять большой бой.

И тут же новый налёт немецкой авиации. От взрывов бомб на дорогах образовываются заторы, расположенные в городе и за его пределами зенитки не умолкая бьют по самолётам. Но немецких самолётов кажется это слабо отвлекает. Сбросив свой смертельный груз, они пулемётным огнём добивают укрывающихся в ямах, оврагах, лесных посадках людей. В городе со всех сторон бушуют пожары.

Анджей непрерывно делает одну операцию за другой.  Вся областная больница сейчас превращена в госпиталь. Здесь уже хозяйничают военные врачи, которые постоянно сменяют друг друга, потому что им следуют одни приказы за другими - следовать  за отступающими войсками. Военврачи наспех подписывают какие-то бумаги, списки и уезжают.

Утром одного из таких июльских дней в больнице появилась Зоя Васильевна в военной форме, с ней среднего ряда военный врач, видно было по петлицам – в звании майора.

- Завтра начнём эвакуацию больничного оборудования и персонала, - заявил он Вере Степановне, - и конечно в первую очередь раненых. Подготовьте списки  сопровождающего медицинского персонала.

Вера Степановна вызвала к себе Анджея.

- Ну, что Андрей Мечеславович, такие дела, уезжаем мы, - сказала она устало опустившись на стул.

За это время у неё под глазами, от постоянного недосыпания, появились синие круги, возле переносицы прорезались морщины.

- Не знаю вот как быть с вами,да и вашим другом?.. Здесь я вас держать могла на свой страх и риск, ну а дальше я не могу. Вам самим надо определяться и идти в военкомат, чтобы становиться на учёт и прочее. Это вам самим решать. Спасибо вам большое, что вы выручили меня в такое трудное время. Я говорила о вас майору Соломину, который приезжал недавно сюда, он передавал вам тоже большую благодарность и если что – готов вас принять снова под своё крыло.

Немного помолчав, Вера Степановна, подошла к окну, открыла форточку.

- И жара здесь в кабинете, на улице- целый сплошной Ташкент… И так тяжело воевать три такой погоде… Но наши так просто Смоленск не отдадут, это ясно…Но будут жертвы, много жертв. Но прощай ,дорогой ,и ещё раз спасибо тебе,  не зря я тогда рисковала приняв тебя на работу.

Анджей пошёл к Веславу, который в это время уже помогал демонтировать оборудование в операционной. В это время во двор больницы подкатила грузовая полуторка. Из неё неожиданно вылез гражданский человек, несмотря на такую жару одетый в тёмно-синий костюм с серой кепкой на голове.

- Так это же Николай Иванович! – воскликнул Веслав и, подойдя к окну, широко распахнул его.

- Николай Иванович, - позвал его Веслав.

- О! – радостно отозвался Николай Иванович… - Хорошо, что я вас сразу увидел, не надо искать… Я к вам приехал специально.

- Привет, Андрей, - заметив подошедшего к окну Анджея, он приветствовал взмахом руки и его. – Спускайтесь ко мне, есть срочный разговор.

Веслав и Анджей поспешили во двор.

Отойдя в глубь двора к скамейке, Третьяков пожал им руки.

- Так, - снимая с головы кепь и, вытирая носовым платком глубокие отлысины, сказал он. – Тут такое дело. Мне приказано собрать одну такую специальную группу людей и выйти в лес… Группа будет выполнять специальные задания, понятно в тылу врага и при условии, что враг пойдёт дальше Смоленска. Вы догадываетесь, что это за дела? Когда-то это называлось партизанским делом. Там нам нужен врач. А они сейчас у нас на вес золота. Мне удалось убедить некоторых товарищей взять вас в эту группу под мою личную  ответственность. Вот для этого я и прибыл сюда. Я знаю, что областная больница сегодня – завтра будет эвакуирована, впрочем она уже не будет больницей. Если вы не возражаете, то я записываю вас срочно в эту группу.

Анджей и Веслав переглянулись.

- Николай Иванович, мы не против, даже спасибо вам, куда нам теперь деваться,- первым сказал Анджей.

Они ещё раз стояли перед выбором, как поступить. Да можно следовать предложению Веры Степановны, а можно было и на время затаиться и ждать прихода немцев, но, зная этого человека- Николая Ивановича Третьякова, стыдно было его подводить. Да и непросто было видно ему убедить «некоторых товарищей» взять их в эту специальную группу. И кто они сейчас?.. Люди непонятного статуса и положения, которых в создавшейся военной обстановке, когда рядом действуют немецкие диверсанты, могут быть запросто причислены и к их категории. А разбираться здесь просто нет времени. И к тому же у них нет и средств для существования, а это тоже немаловажно. И то, что они увидели здесь, общаясь с ранеными, многое переменило в их сознании…

- Да, - Николай Иванович повернулся в сторону Веслава. – А театр наш уехал тоже, и по моим сведениям его эвакуировали в Красноуральск. Правда часть труппы перевели в Москву, планируют из неё сделать театр западного фронта… Так вот – наша-ваша Анна по моим сведениям уже вчера уехала в Москву, а Татьяна наша в Красноуральск… Анна так спешила, что не успела приехать сюда, а только через знакомого дядю Васю Петрова, он когда-то работал слесарем у меня на ТЭЦ, а теперь  вахтёром в театре, передала вот это письмо мне, хотя оно понятно адресовано только тебе, Слава.

И Николай Иванович вынул письмо, заклеенное в голубой конверт и торжественно передал его Веславу.

- Так, ребятки, прошу вас не задерживаться здесь  и ждать меня или моего шофёра. Видите эту машину, запомните её номер, это будет ваш своеобразный пароль. Она привезёт вас куда следует. А чтобы вас больше никто не трогал, я вам даю вот эти повестки подписанные самим военкомом, это вам будет и временный пропуск.

И Николай Иванович достал из бокового кармана пиджака записную книжку в коричневом переплёте , вынул заложенные в них две зелёные бумажки – повестки.

«Знал, Николай Иванович, что мы согласимся на его предложение, - подумал Анджей. – Нет, Николай Николаевич- великолепный человек! Такому можно доверить и свою судьбу».

- И ещё, - становясь на подножку полуторки сказал Николай Иванович. – Валентина вчера сказала, что к нам в дом заскочил Рябинин Иван,ваш бывший начальник. Он куда-то со своим полком стрелковым вроде к Рудне направился. Говорит: уже командует стрелковой ротой. Усталый, потный, но очень довольный.

«Это моё, говорит, хотя и тяжело сейчас». И о вас всё спрашивал. «Как они там? Хорошие ребята, хотя с родиной у них не повезло».

- Если вдруг встретите его, то передавайте ему тоже привет, - почти в один голос сказали Анджей и Веслав. – Он тоже прекрасный человек!

Машина укатила.

- Да, такая она судьба, - присел на ближайшую скамейку Веслав. – И только собираешься идти в одном направлении, как она тебе подкидывает другое.

- А выбор то у нас с тобой, Веслав, небольшой, - сел рядом с Веславом Анджей. – Мне кажется ничего нам от немцев хорошего не придётся ожидать. Недавно я оперировал одного твоего земляка, он из-под Бреста. Белорус. За это время дважды успел побывать в окружении. Рассказывал, как сам видел, как у Муховца немцы расстреляли полдеревни, и белорусов, и  поляков, и евреев, за то, что кто-то в деревне спрятал красного командира. Понимаешь, Веслав, не пощадили даже детей! Говорил, что в их взводе было четверо поляков из Западной Украины, так они тоже такое страшное рассказывали…

- Звери есть звери, фашизм есть фашизм, - вздохнул Веслав. – Значит правду пишут в газетах о зверствах немцев в Польше… Как там вот наши сейчас в лагере? Не знаешь, перевезли их куда-нибудь или покуда они на месте?

- У нашей операционной медсестры там в лагере в снабжении брат родной работает, так, говорит, что все ещё на месте, распоряжение какое-то ждут из Москвы. – Правда, смену охранную одну или две уже сняли и куда-то отправили в войска.

- Да им сейчас не до этого… Немцы наступают быстро, тут не до  наших военнопленных.

- Но надо сказать, Анджей, и сопротивляются красные отчаянно. Мне здесь один раненый рассказывал, как они немецкие танки бутылками с зажигательной смесью жгли… Рана такая опасная, а он уже, чуть её залатали, опять рвётся в бой.

Глава 32

Виктору Нефёдову так и не удалось покуда уйти в войска. Внезапный приказ о передаче ему дел от Рябинина пришёл одновременно с приказом о присвоении ему звания капитана. В другое время Виктор Нефёдов это бы, конечно, звание, «замочил» как следует, но сегодня всё вдруг растворилось в этом страшном слове «война». Вышагивая возле шкафа, внутри которого за папками бумаг была запрятана бутылка «Московской», Нефёдов подошёл к зеркалу, посмотрел на свои рано седеющие виски и тяжело опустился на стул.

- И угораздило тебя, брат, получить в такое время такое наследство? – вслух произнёс он. – Начнутся сейчас проблемы и с продовольствием, и с тем же мылом, хлоркой и прочими, прочими мелочами. А вдруг – такое, что ты…

Зазвонил телефон, Нефёдов косо глянув на него, поднял трубку.

 - Стар.,, э-  капитан Нефёдов, слушаю вас…

Звонил начальник отдела кадров и спецучёта управления Волков:

- Капитан Нефёдов, нам нужны срочно списки, но только строевого состава, да и вашего спецконтингента, и составьте их согласно званий с указанием рода войск.

- Слушаюсь.

- И вот ещё, покуда не ждите себе заместителя начальника по воспитательной работе. Понимаете – какое время?

И на том конце связи положили трубку.

«Счастливец Рябинин, - позавидовал Рябинину Нефёдов. – Дождался таки своего часа, а здесь… «Не ждите себе заместителя».

Он подошёл к висевшей на стене «тарелке» радио, включил его.

- …Наши войска продолжают отступать, нанося противнику ощутимые потери. Части советского 14-го механизированного корпуса и 28-го стрелкового корпуса 4-й армии контратаковали немецкие войска в районе Бреста, но были к сожалению остановлены превосходящими силами противника. Немецкие войска стремятся развивать наступление от Балтийского до Чёрного моря, направляя свои усилия на Шаулянском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском, Рава-Русском и Бродском направлении, встречая жестокое сопротивление наших войск. 9-й механизированный корпус Рокоссовского 5-й армии нанёс удар немецким войскам с севера, отбросив их за реку Стырь. Президент Рузвельт заявил, что США окажут всю возможную помощь Советскому Союзу в борьбе с гитлеровской Германией.

- Вот такие дела, - сказал сам себе Нефёдов и подошёл к шкафу, открыл его, но опять закрыл, с шумом захлопнув дверцу.

«Нет, ему Нефёдову нужно было решительнее добиваться перевода в войска. Вот он враг уже топчет его украинские земли, а он тут с этими пленными нянчится. А интересно, вот как они эти поляки восприняли начало войны Германии против СССР?.. Конечно, те кого собирались переводить якобы в другой лагерь, чувствовали да и догадывались, что означает этот перевод, так они будут рады этому сообщению. И их понять можно. Но другие? На политзанятиях в управлении нам говорили о зверствах немцев на оккупированных ими землях, рассказывали о концентрационных лагерях в Польше и мы тоже говорили им здесь об этом. Конечно знали только мы и говорилось только нам , что наша разведка  неоднократно докладывала о сосредоточении германских войск на нашей западной границе. Постоянно фиксировалось нарушение границы СССР немецкими самолётами. Даже замечено снятие немцами проволочных заграждений во многих местах вдоль границы… Неужели непонятно было, для чего это делается? А сколько немецких агентов и диверсантов задержано за это время? Но было же наконец заседание Политбюро ЦК ВКП(б) вечером 21 июня 1941 года и передана в западные военные округа в ночь на 22 июня директива о  мероприятиях в связи с возможным нападением немцев. Так знали же в Москве об этом!.. Но почему всё же с таким опозданием проводились  эти мероприятия?.. В управлении пусть не в открытую, но все говорят об этом…»

«Так, - Нефёдов вытащил пачку папирос, вынул одну папиросу, размял её в пальцах. – Позову сержанта Веселова и сходим в бараки. Надо самому прочувствовать всю обстановку в лагере».

Вчера он подписал приказ о запрещении отпуска польских военнопленных в город, обстановка заставляла его действовать в этом направлении. Днём вчера к нему пришло целое отделение сержанта Сырошвили, которое просило его ходатайствовать об отправке их на фронт. Он пообещал им это сделать и завтра собирался даже позвонить об этом в управление.

Позвал дневального. Широкоскулый красноармеец из Киргизии Бакиев появился на пороге, отдав ему честь.

- Вызовьте ко мне сержанта Веселова из третьего взвода охраны, - приказал ему Нефёдов.

- Слушаюсь, - с заметным среднеазиатским акцентом ответил тот и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета.

- А ведь такой ещё молодой и тоже наверное желает на фронт, - подумал про него Нефёдов.

Нефёдов часто брал с собой сержанта Веселова, зная о том, что его с какой-то даже любовью воспринимали польские военнопленные, хорошо ведавшие ещё о любовном похождении бравого сержанта с продавцом Люсей. Среди поляков даже ходили свои анекдоты, где главными героями был обязательно этот сержант Веселов и продавец Люся. К тому же, при всём этом, по норову сержант Веселов был добряк и баламут. «Такому не в войсках НКВД быть, а старшим поваром, - не раз говорил про него его взводный лейтенант Малосевич. – А лучше бы в цирке выступать». Но и он иногда отпускал улыбку в свои широкие «сталинские» усы, когда видел безобидное выражение сержанта и даже подготовил недавно на него документы для присвоения очередного звания.

Прошлый раз они с Веселовым были в третьем бараке. Там познакомился он воотчию, среди польских военнопленных, с весьма интересным подпоручиком Брониславом  Младевичем, преподавателем философии одного из Варшавских университетов, призванного  накануне советско-польского конфликта на армейские сборы. Интересную «аграрную теорию» тогда рассказал ему Младевич.

Добавить комментарий