Утро. Голова разболелась, напомнило о себе давление, желание вставать с кровати пропало раньше, чем успело появиться. Тогда я еще не думала о том, что это начало очередной простуды. Лишь мелькнула мысль о том, что практика, к сожалению, не то же, что и пары в университете, и пропустить их в счет собственной совести и короткой объяснительной на тему плохого самочувствия не выйдет.
Меня ждали в Камерном театре для небольшого интервью. Подводить людей нельзя, я уже обещала, что приду сегодня.
Таблетки, сборы, снова таблетки, немного облегчающая тяжесть дня короткая прогулка - и вот я уже у входа. Звонок… И, кажется, про меня забыли. Значит, можно было не переживать так сильно.
Войдя внутрь, я сразу поняла, что больше жалеть себя оправданиями о тяжелом дне не придется - театр жил. Туда-сюда сновали люди, изучая глазами чужеродный зеленоголовый объект, кто-то даже поздоровался. Любопытство проснулось, а вместе с ним, кажется, окончательно проснулась и я.
Поднявшись по лестнице, заметила четыре диванчика. На какой-то из них мне нужно было сесть. Вот только три из них были заняты сотрудниками театра, а путь к последнему был перекрыт барабанной установкой. Выбирая между двух зол, я решила проиграть социализации и пошла к барабанам, чудом их не задев.
Главного режиссера я заметила сразу. Нет, я не стала узнавать заранее, как он выглядел. Просто он был единственным, кто буквально влетел в комнату и без лишних слов стал общаться со всеми вокруг, да еще и голосом, от которого сердце подпрыгивало, настолько звонким, даже громогласным, он был. Я уже брала интервью у главного режиссера театра кукол, так что знала наверняка: такие люди не с этой планеты. Они инопланетяне, и относиться к ним нужно соответствующе. Поэтому, заметив, что мужчина не обратил на меня внимание и сел на диван, болтая с окружающими, решила переждать ураган. Прислушивалась к шуткам в надежде услышать что-то интересное - и из этических соображений оставлю услышанное вне этого текста. Наблюдала за обстановкой театра. В общем, погружалась в атмосферу, оттого не сразу поняла, что меня зовут.
- Девушка, чего же вы сразу не сказали, что меня ждете? Идите сюда!
Я улыбнулась, поднялась и обошла барабаны, до этого неплохо маскирующие меня. Обстановка для интервью была непривычная: я просто переместилась с дивана на диван, а вокруг продолжал жить театр. На секунду даже стало неловко, будто я оказалась на медицинском кресле в окружении любопытных интернов. Благо, потом неловкость вернулась только в момент, когда меня пытались снять, прячась за той же барабанной установкой.
Петр Гарриевич Орлов буквально излучал энергию, не мог усидеть на месте и постоянно улыбался. “Истерика” - подумала я, но мысли свои решила оставить при себе. Странный мандраж, которого я уже давно не испытывала перед интервью, охватил и меня, так что я даже забыла включить запись на диктофоне, из-за чего мой телефон во время беседы просто красиво полежал на диване. Думаю, моему разбитому старичку был нужен этот отдых, для меня же это стало хорошей возможностью написать текст об интервью без интервью.
И вот, это долгое вступление завершилось. По сути, здесь должен начаться текст интервью - банальные вопросы с чуть менее банальными ответами. Но не в этот раз. Укажу лишь одну фразу, которая сильно зацепила меня во время диалога: “Театр не должен быть мерзким”.
Любопытно, что вопрос я задала больше технический, что-то вроде “Не бывает ли проблем с указанием возрастного рейтинга и его несоответствием происходящему на сцене”, и я ждала такой же унылый, технический ответ. А в итоге получила ответ с единственной так глубоко врезавшейся в память фразой.
Театр не должен быть мерзким. Почему-то в годы жизни в Петербурге, ставшие для меня одновременно и лекарством, и самым опасным ядом, я об этом не задумывалась, хотя те два года только и делала, что сбегала от реальности на театральные постановки и мюзиклы.
Они не были мерзкими. Они помогали, оберегали, где-то поучали, спасали от сурового взрослого мира, к которому маленькая девочка, еще пытающаяся понять себя, не была готова.
Два года меня били, подобно зеркалу, на маленькие кусочки. А театр собирал эти осколки воедино, чтобы я была в состоянии увидеть собственное отражение. Театр помог не потерять себя. И сейчас, придя в Камерный ради простого интервью, я будто вновь вспомнила про это маленькое разбитое зеркало внутри себя. В нем все еще отражались мерзости мира, но в первую очередь я все же видела в нем себя: собранную по кусочкам теми чувствами и мыслями, что все это время вызывал во мне театр. И, задав вопрос про то, часто ли молодые люди приходят в театр, я приклеила еще один маленький кусочек к собственному внутреннему зеркалу, услышав положительный ответ.
Так к чему же мы пришли в конце этого не-интервью? К эмоциям. К словам, которые я запомнила, не записав их. К тому, как маленькое интервью напомнило о том, что хаотичность - важный элемент, помогающий вспомнить, что жизнь - не механизм, который может развалиться, стоит одной шестеренке выпасть или заржаветь. Нет, жизнь адаптивна, как и природа. И незначительные неудачи могут не испортить ее, а сделать лучше, насыщеннее, красочнее. Я открыла для себя желание писать что-то более личное, не боясь критики, открыла для себя театр после двухлетнего перерыва, в который моя жизнь второй раз перевернулась с ног на голову. Так что в конце всего этого словесного хаотичного безумия хочется всему миру предложить: давайте сходим в театр!