Между разными видами искусства и даже разными искусствами существуют крепкие связи. Вот характерный пример. Когда-то в далеком 1501 или 1502 году великий скульптор Микеланджело во Флоренции делал графические зарисовки, работая над статуей Давида, и на том же листе набросал свои первые стихи.
Графика и скульптура только на первый взгляд могут показаться трудно соединимыми в одну экспозицию. Именно такая выставка в Доме художника может стать для жителей и гостей нашего города одним из интересных культурных событий этого лета. Сочетание двух видов изобразительного искусства в одном выставочном пространстве рождает особого типа диалог между плоскостью и объемом. Оно также задает широкий диапазон между масштабами экспонатов – от малой графики до монументальной скульптуры.
Графика, в свою очередь, предоставляет большой спектр возможностей и предполагает самые разные материалы, к которым восприимчива бумажная основа. Особенно видны их уникальные свойства и специфические приемы, когда один автор представляет две работы в разных техниках. Так, заслуженный художник РФ Вера Евгеньевна Самарина показала работы, выполненные цветными карандашами («Пленэр в Витебске») и пастелью («Псков. Башни»).
Графика и скульптура только на первый взгляд могут показаться трудно соединимыми в одну экспозицию. Именно такая выставка в Доме художника может стать для жителей и гостей нашего города одним из интересных культурных событий этого лета. Сочетание двух видов изобразительного искусства в одном выставочном пространстве рождает особого типа диалог между плоскостью и объемом. Оно также задает широкий диапазон между масштабами экспонатов – от малой графики до монументальной скульптуры.
Графика, в свою очередь, предоставляет большой спектр возможностей и предполагает самые разные материалы, к которым восприимчива бумажная основа. Особенно видны их уникальные свойства и специфические приемы, когда один автор представляет две работы в разных техниках. Так, заслуженный художник РФ Вера Евгеньевна Самарина показала работы, выполненные цветными карандашами («Пленэр в Витебске») и пастелью («Псков. Башни»).
По экспозиции можно изучать виды графики в зависимости от материала. Это монументальная темпера с удивительно гармоничным колористическим строем в работах народного художника РФ, академика РАХ Геннадия Васильевича Намеровского «Встречи на набережной», «Один день в Болдино», «Звон колокола». Это тушь, которой создают пером тонкий ажур черно-белой вязи со светотеневыми эффектами (Наталья Николаевна Павлова, «Березы»), а кистью – водянистые пятна (Наталья Вячеславовна Кутузова, «Жизнь одного двора», «Солнечный полдень»). Это и цветные карандаши, которыми можно изображать виды города с почти фотографической точностью (Валентина Ивановна Черткова, «Хорватия. Остров Братч»; Ксения Андреевна Тихонова, триптих «Поэзия античной колоннады»), а также создавать уверенные, выразительные линии и разнообразие текстур, например, перекрестной штриховкой (Сергей Михайлович Богомолов, серия «Москва и москвичи»). Это и пастель с ее живописностью визуальных эффектов (Владимир Владимирович Петьков, «Из окна»). И уголь с широчайшим диапазоном тонов (Николай Григорьевич Карташов «Портрет поэта Мишина А.В.», «Портрет ветерана ВОВ Орешкина С.П.»). Акварель с нежной размытостью ее заливок (заслуженный художник РФ Владимир Александрович Лавренов, «Осень в Талашкино», «Лето в деревне»; Валентин Иванович Кожевников, «Смоленский пейзаж»). Интересно сравнить, как создается текучесть дождливого пейзажа в техниках акварели (Алексей Владимирович Костенков, «Дождливый день в Смоленске») и пастели (Светослав Олегович Арайс, «Дождь на асфальте»). Той же акварелью можно создать и какой-то особенный хрустально-сияющий эффект (Иван Иванович Барило, «Дары моря»).
Триптих Александра Николаевича Зорина «В мастерской» выполнен пастелью на оргалите. Узнаваема авторская свободная манера со стилизованной геометрией форм и плавными изгибами линий. Она трансформирует реализм изображения, поэтически интерпретируя натуру. Такая игра кривых создает танцующий внутренний ритм композиции. А ограниченная палитра в оттенках охры и умбрии навевает ощущение теплого уюта места с уже сложившейся историей. На картинах изображены музыкальные инструменты и целая симфония бытовых предметов. Например, на деревянных стульях труба, горн, дудка, пластинки проигрывателя, затем стол, картины, старая керосиновая лампа. Или шкаф с множеством мелких предметов, среди которых часы, будильник, статуэтка, старый фотоаппарат, бинокль, скрипка. Это мир художника, в котором время замерло, звуки затихли, наступили минуты рефлексии, которые дадут возможность оценить результаты вдохновения и труда.
Классический подход в портретах графитным карандашом Александра Николаевича Анатольева («Портрет Воробьева А.В.», «Портрет Антонова А.В.») показывают уважение к портретируемым героям ВОВ. Достоверность их образов подчеркивает детальная прорисовка характерных черт, мундиров и медалей.
А какой сочной может быть графика, если, умело сочетая разные материалы, показать фруктовое изобилие базарного летнего дня (Алёна Евгеньевна Дроздова («Рынок 21 века», «Жара») или роскошь мальв и колокольчиков (Екатерина Анатольевна Епихина, «Мальвы»). На выставке можно увидеть также печатную графику. Например, редкую теперь технику офорта в диптихе Валерия Николаевича Москаленко «Ул. Большая Советская». Ощущение торжественной чистоты смогла передать Татьяна Александровна Еленева в линогравюре «Праздничное утро», на которой изображена березовая аллея на фоне храма. Силуэтная выразительность свойственна и другим работам автора.
Интереснейшую часть экспозиции представляет скульптурное творчество. Выразительна скульптура из дерева заслуженного художника РФ, почетного члена РАХ Валерия Степановича Гращенкова «Избранные смоленские святые». Это тройственный образ святых, которые в разные времена служили «небесным щитом» Смоленска. Святой Авраамий Смоленский (XII в.) – аскет-проповедник со свитком, символ духовного просвещения и верности своим принципам. Святой Меркурий Смоленский (XIII в.) – воин-мученик в рыцарских доспехах с мечом и щитом, на котором изображена Одигитрия. Святой благоверный князь Андрей Смоленский (XV в.) – мудрый правитель в княжеской шубе и с жестом благословения. Объединяющее фигуры основание и целостность композиции раскрывают идею соборности, когда монах, воин и князь выступают как символы разных сословий, неразрывно связанных единой верой и одними ценностями. Вытянутая статичная вертикаль образов соответствует иконописной традиции с ее одухотворенной монументальностью форм и линий. Автор сохранил естественный тон дерева, и это приближает скульптуру к атмосфере древних деревянных храмов.
Бюст «Реставратор В. Кожевников» также наполнен глубокой символикой и имеет фактуру старого камня. Художник, восстанавливающий старину, слился с объектами своего ремесла и сам превращен в артефакт. Профессия реставратора в России особенная, она требует подвижнического и бескорыстного служения. Поэтому в образе скульптор усилил те черты, которые сближают портретируемого с монахами-летописцами. Такие особенности внешности, как широкий лоб, окладистая борода, усы, соприкасаются с каноном древнерусской святости. И поскольку на процесс реставрации можно смотреть как на цикл смерти и возрождения времени в памятниках культуры, спираль морщин не случайна и получает символический смысл знака вечного возвращения и печати Божьей на челе.
На фотоплакатах В.С. Гращенков представил памятные доски, которые также являются значимым феноменом городской культуры. Это сложный жанр, в нем особенности скульптуры соприкасаются с исторической документальностью и спецификой архитектурной среды.
Работа Александры Никитичны Русецкой «Лесное Чудо» сочетает анималистические и антропоморфные черты древнерусского мифологического образа – птица с головой девушки. Сущность загадочного и мистического вещего духа природы передана через выражение лица с взглядом из-под полуопущенных век, органическую округлость форм и архаичную фактуру белого камня.
Традиции деревянной древнерусской скульптуры, тонированной охрой и киноварью, оживляет и Александр Семёнович Парфёнов. В изображении Вещего Олега с маленьким Игорем он показал интересный подход к трактовке исторической роли князя. Он здесь не только воин и не просто отец. Он ответственен за будущее Руси, персонифицированное в образе его сына. Поэтому так бережно держит его, опираясь на щит, на котором стилизованные львы-обереги усиливают защитную функцию оружия. Глядя на это сочетание силы и нежности, мужественности и хрупкости, мы вспоминаем, как переплетается лирика и эпос в «Повести временных лет». В глазах, устремленных в даль времен, отражена бездонность небесной сини. Но темнота век и выражение лиц дают почувствовать неотвратимость грядущих событий, которые приведут и Олега, и Игоря к трагической гибели.
Бронзовая скульптура А.С. Парфенова «Соломон и Суламифь» стилизована в квадратной пластике, приближенной к абстракции и стилю древних статуэток. Суламифь возлагает венец на Соломона, восседающего на троне. Фигуры как будто вырезаны из толстой пластины бронзы. Монументальность сюжета коронации вступает в отношения контраста с лаконичностью упрощенной формы. Такая стилистика напоминает праязык древних цивилизаций и выражает архетипы власти и любви.
«Чайка» Константина Фёдоровича Куликова – сама легкость и чистота белизны обобщенной формы, свободный мах расправленных крыл. В их геометризированных изгибах и вся динамика полета, и раскат пенной волны. А минимализм формы еще больше усиливает экспрессию свободной стихии. Серое лицо «Маски жадности» смотрит на мир серебристыми глазками-бусинами в узких глазницах одновременно во все стороны. А по избыточным выпуклостям скул растекаются серебряными разводами слезы. Как будто в воздушном поцелуе сложены золотые губы – жест соблазна и предвкушения. Но под этой лощеной маской, декорированной золотом и серебром, червь жадности съедает плоть.
Театрально-цирковую эстетику продолжает и скульптурный портрет Олега Попова. Это легендарный символ советского цирка, чей образ стал узнаваемым благодаря деталям: берет в клетку, перчатки, лучами расходящиеся пряди волос и такие же лучистые морщинки улыбающихся глаз, которые поддерживают славу «Солнечного клоуна». А между тем скульптура передает скрытую грусть, во взгляде и мягкой улыбке сочетаются усталость и достоинство. Голову поддерживают ладони в белых перчатках. Этот жест выражает и детскую непосредственность, и философское размышление. Белый цвет гипса нарушается лишь в берете. Его серо-белая клетка позволяет увидеть тему шахматного поля и аллюзию на философский мотив «вся наша жизнь – игра».
Каждый посетитель может вступить в этот творческий диалог двух измерений и по-своему оценить эти в другие работы наших графиков и скульпторов.
Триптих Александра Николаевича Зорина «В мастерской» выполнен пастелью на оргалите. Узнаваема авторская свободная манера со стилизованной геометрией форм и плавными изгибами линий. Она трансформирует реализм изображения, поэтически интерпретируя натуру. Такая игра кривых создает танцующий внутренний ритм композиции. А ограниченная палитра в оттенках охры и умбрии навевает ощущение теплого уюта места с уже сложившейся историей. На картинах изображены музыкальные инструменты и целая симфония бытовых предметов. Например, на деревянных стульях труба, горн, дудка, пластинки проигрывателя, затем стол, картины, старая керосиновая лампа. Или шкаф с множеством мелких предметов, среди которых часы, будильник, статуэтка, старый фотоаппарат, бинокль, скрипка. Это мир художника, в котором время замерло, звуки затихли, наступили минуты рефлексии, которые дадут возможность оценить результаты вдохновения и труда.
Классический подход в портретах графитным карандашом Александра Николаевича Анатольева («Портрет Воробьева А.В.», «Портрет Антонова А.В.») показывают уважение к портретируемым героям ВОВ. Достоверность их образов подчеркивает детальная прорисовка характерных черт, мундиров и медалей.
А какой сочной может быть графика, если, умело сочетая разные материалы, показать фруктовое изобилие базарного летнего дня (Алёна Евгеньевна Дроздова («Рынок 21 века», «Жара») или роскошь мальв и колокольчиков (Екатерина Анатольевна Епихина, «Мальвы»). На выставке можно увидеть также печатную графику. Например, редкую теперь технику офорта в диптихе Валерия Николаевича Москаленко «Ул. Большая Советская». Ощущение торжественной чистоты смогла передать Татьяна Александровна Еленева в линогравюре «Праздничное утро», на которой изображена березовая аллея на фоне храма. Силуэтная выразительность свойственна и другим работам автора.
Интереснейшую часть экспозиции представляет скульптурное творчество. Выразительна скульптура из дерева заслуженного художника РФ, почетного члена РАХ Валерия Степановича Гращенкова «Избранные смоленские святые». Это тройственный образ святых, которые в разные времена служили «небесным щитом» Смоленска. Святой Авраамий Смоленский (XII в.) – аскет-проповедник со свитком, символ духовного просвещения и верности своим принципам. Святой Меркурий Смоленский (XIII в.) – воин-мученик в рыцарских доспехах с мечом и щитом, на котором изображена Одигитрия. Святой благоверный князь Андрей Смоленский (XV в.) – мудрый правитель в княжеской шубе и с жестом благословения. Объединяющее фигуры основание и целостность композиции раскрывают идею соборности, когда монах, воин и князь выступают как символы разных сословий, неразрывно связанных единой верой и одними ценностями. Вытянутая статичная вертикаль образов соответствует иконописной традиции с ее одухотворенной монументальностью форм и линий. Автор сохранил естественный тон дерева, и это приближает скульптуру к атмосфере древних деревянных храмов.
Бюст «Реставратор В. Кожевников» также наполнен глубокой символикой и имеет фактуру старого камня. Художник, восстанавливающий старину, слился с объектами своего ремесла и сам превращен в артефакт. Профессия реставратора в России особенная, она требует подвижнического и бескорыстного служения. Поэтому в образе скульптор усилил те черты, которые сближают портретируемого с монахами-летописцами. Такие особенности внешности, как широкий лоб, окладистая борода, усы, соприкасаются с каноном древнерусской святости. И поскольку на процесс реставрации можно смотреть как на цикл смерти и возрождения времени в памятниках культуры, спираль морщин не случайна и получает символический смысл знака вечного возвращения и печати Божьей на челе.
На фотоплакатах В.С. Гращенков представил памятные доски, которые также являются значимым феноменом городской культуры. Это сложный жанр, в нем особенности скульптуры соприкасаются с исторической документальностью и спецификой архитектурной среды.
Работа Александры Никитичны Русецкой «Лесное Чудо» сочетает анималистические и антропоморфные черты древнерусского мифологического образа – птица с головой девушки. Сущность загадочного и мистического вещего духа природы передана через выражение лица с взглядом из-под полуопущенных век, органическую округлость форм и архаичную фактуру белого камня.
Традиции деревянной древнерусской скульптуры, тонированной охрой и киноварью, оживляет и Александр Семёнович Парфёнов. В изображении Вещего Олега с маленьким Игорем он показал интересный подход к трактовке исторической роли князя. Он здесь не только воин и не просто отец. Он ответственен за будущее Руси, персонифицированное в образе его сына. Поэтому так бережно держит его, опираясь на щит, на котором стилизованные львы-обереги усиливают защитную функцию оружия. Глядя на это сочетание силы и нежности, мужественности и хрупкости, мы вспоминаем, как переплетается лирика и эпос в «Повести временных лет». В глазах, устремленных в даль времен, отражена бездонность небесной сини. Но темнота век и выражение лиц дают почувствовать неотвратимость грядущих событий, которые приведут и Олега, и Игоря к трагической гибели.
Бронзовая скульптура А.С. Парфенова «Соломон и Суламифь» стилизована в квадратной пластике, приближенной к абстракции и стилю древних статуэток. Суламифь возлагает венец на Соломона, восседающего на троне. Фигуры как будто вырезаны из толстой пластины бронзы. Монументальность сюжета коронации вступает в отношения контраста с лаконичностью упрощенной формы. Такая стилистика напоминает праязык древних цивилизаций и выражает архетипы власти и любви.
«Чайка» Константина Фёдоровича Куликова – сама легкость и чистота белизны обобщенной формы, свободный мах расправленных крыл. В их геометризированных изгибах и вся динамика полета, и раскат пенной волны. А минимализм формы еще больше усиливает экспрессию свободной стихии. Серое лицо «Маски жадности» смотрит на мир серебристыми глазками-бусинами в узких глазницах одновременно во все стороны. А по избыточным выпуклостям скул растекаются серебряными разводами слезы. Как будто в воздушном поцелуе сложены золотые губы – жест соблазна и предвкушения. Но под этой лощеной маской, декорированной золотом и серебром, червь жадности съедает плоть.
Театрально-цирковую эстетику продолжает и скульптурный портрет Олега Попова. Это легендарный символ советского цирка, чей образ стал узнаваемым благодаря деталям: берет в клетку, перчатки, лучами расходящиеся пряди волос и такие же лучистые морщинки улыбающихся глаз, которые поддерживают славу «Солнечного клоуна». А между тем скульптура передает скрытую грусть, во взгляде и мягкой улыбке сочетаются усталость и достоинство. Голову поддерживают ладони в белых перчатках. Этот жест выражает и детскую непосредственность, и философское размышление. Белый цвет гипса нарушается лишь в берете. Его серо-белая клетка позволяет увидеть тему шахматного поля и аллюзию на философский мотив «вся наша жизнь – игра».
Каждый посетитель может вступить в этот творческий диалог двух измерений и по-своему оценить эти в другие работы наших графиков и скульпторов.